Один остался, последний

Это Релен, Реля – в нашей семье младший из тех, кто воевал. До войны он жил в Киеве, играл в футбол, мечтал попасть в юношеский состав Динамо – не успел, началась война. Отец ушел на фронт и погиб в сентябре сорок первого, но семья еще долго об этом не знала.

Реле было четырнадцать лет. Семья (женщины и дети) эвакуировались, но в Сталинграде застряли: потерялся Реля. Сняли угол, искали, бегали погороду, развешивали объявления на специальных досках: тогда многие терялись. Через несколько недель Реля вернулся – он, оказывается, сбежал защищать Киев. Не успел, Киев сдали.

В сорок третьем пошел в армию, добавив себе пару лет. Был в училище, потом командиром танка, на переправе его танк сполз с понтонного моста под лед. Проезжал генерал, сказал: «Кто командир? Ты? Не вытащишь, буду ехать назад – расстреляю». Реле дали водки, он нырял под лед, цеплял трос, танк вытащили и сразу отмыли от ила. Подъехал генерал, проверил чистоту в стволе носовым платком, испортил его смазкой, но грязи не нашел. Предложил Реле быть командиром его личного танка. Реля отказался, он хотел воевать. «Ну, тогда воюй, лейтенант. Счастливо!» – сказал генерал. Эта история – одна из очень немногих, которые Реля рассказывает о войне.

Потом он жил в Хабаровске, был известным вратарем, его называли «сибирский Хомич». Сейчас живет в Израиле, недалеко от Акко. По-прежнему не пьянеет от водки. Ездит с концертами, поет – голос красив почти по-прежнему. Мы видались в Израиле полтора года назад, тогда и сняли эту фотографию – здесь он со старшей дочкой. Из моих родственников, кто воевал, уже нет никого. Вот только Реля.

Через пару недель будем в Израиле, я попрошу, может он еще что-нибудь расскажет. Я слыхала, с возрастом об этом говорят легче.