Имена и явки
Jan. 1st, 2020 11:12 amБывшее ЖЖ http://tetushka.livejournal.com/
А вот как здесь искать старых друзей из ЖЖ, я пока не знаю.
Это Релен, Реля – в нашей семье младший из тех, кто воевал. До войны он жил в Киеве, играл в футбол, мечтал попасть в юношеский состав Динамо – не успел, началась война. Отец ушел на фронт и погиб в сентябре сорок первого, но семья еще долго об этом не знала.
Реле было четырнадцать лет. Семья (женщины и дети) эвакуировались, но в Сталинграде застряли: потерялся Реля. Сняли угол, искали, бегали погороду, развешивали объявления на специальных досках: тогда многие терялись. Через несколько недель Реля вернулся – он, оказывается, сбежал защищать Киев. Не успел, Киев сдали.
В сорок третьем пошел в армию, добавив себе пару лет. Был в училище, потом командиром танка, на переправе его танк сполз с понтонного моста под лед. Проезжал генерал, сказал: «Кто командир? Ты? Не вытащишь, буду ехать назад – расстреляю». Реле дали водки, он нырял под лед, цеплял трос, танк вытащили и сразу отмыли от ила. Подъехал генерал, проверил чистоту в стволе носовым платком, испортил его смазкой, но грязи не нашел. Предложил Реле быть командиром его личного танка. Реля отказался, он хотел воевать. «Ну, тогда воюй, лейтенант. Счастливо!» – сказал генерал. Эта история – одна из очень немногих, которые Реля рассказывает о войне.
Потом он жил в Хабаровске, был известным вратарем, его называли «сибирский Хомич». Сейчас живет в Израиле, недалеко от Акко. По-прежнему не пьянеет от водки. Ездит с концертами, поет – голос красив почти по-прежнему. Мы видались в Израиле полтора года назад, тогда и сняли эту фотографию – здесь он со старшей дочкой. Из моих родственников, кто воевал, уже нет никого. Вот только Реля.
Через пару недель будем в Израиле, я попрошу, может он еще что-нибудь расскажет. Я слыхала, с возрастом об этом говорят легче.
За дежурные свои грехи я уже попросила прощения у кого положено, но в этом году есть еще один, извиняться за него нужно сразу перед многими. Я хочу извиниться перед нормальными русскими людьми, не сошедшими с ума под влиянием телевизора.
Сложилось так, что я не бываю в компаниях, где могут плохо говорить о евреях или, скажем, украинцах. Или афроамериканцах (так, а эти тут при чем? -- случайно затесались, видимо, для полноты картины). Я хочу сказать о другом народе, о русском. Ругая почем зря безумное правительство и многомиллионную жертву телевизора, нельзя валить в кучу всех разом. Нормальным людям и так трудно, так что не мешало бы проявить чуточку такта.
Раза два или даже три за последние месяцы кто-то, выступая в большой компании, прошелся по адресу русских людей вообще. Вроде как в шутку, но лучше бы этого не делать. А может мне показалось? Спросила у сыновей -- они тоже заметили. Ну ладно, взрослые дети в Америке поведены на политкорректности, но и муж, оказывается, заметил -- значит точно не показалось.
Тогда, в большой компании, я поежилась и промолчала -- да и что я могла бы сказать? Кто я, чтоб останавливать взрослых людей, даже если мне не нравятся их шутки? Так что в другой раз, скорей всего, снова поежусь и промолчу. И вот за это я прошу прощения.
Бориса в сквере Оксана не нашла. Может, рано? Времени-то они не назначили. Ходила по дорожкам, бормотала:
– Ну и пусть! Ну и пусть я сошла с ума. Сумасшедшие – тоже люди. А он все равно придет.
Присела на гранитную ступеньку, раскрыла журнал. На страницу упала тень. Это был он, стоял все время у памятника, просто она не узнала его, пока не подошел вот так вплотную. И не могла бы узнать! Глаза те же, что во сне, а лицо молодое. И голос другой:
Последняя редакция, кажется-таки последняя.
Ночная почта
Из окна спальни родителей, бывшей Оксаниной детской, виден угол необычного дома. Он построен в начале двадцатого века в стиле модерн, но в нем нет характерной для модерна томной изысканности. Дом со всех сторон облеплен чудищами, как если бы химеры вышли из ночных кошмаров и взгромоздились на карнизы и крышу.
Киевляне так его и зовут «дом с химерами» и рассказывают о нем легенды. Будто бы жил в Киеве купец, и больше всего на свете он любил свою дочь. Девушка утонула в Днепре, а купец сошел с ума, на все деньги построил этот безумный дом и довольно скоро умер. По другой версии, утонула дочь архитектора. Он, как можно легко догадаться, сошел с ума, выстроил этот безумный дом и умер. Еще говорят, что все было проще: архитектор построил это здание, потому что владел цементным заводом и хотел продемонстрировать возможности нового материала – бетона.
Оксане нравится последняя версия, пусть не романтичная, зато без жертв. Она не любит жестоких историй, наверное потому, что работает врачом и навидалась всякого. А может просто характер такой: спокойный и обыденный.
кросспост из ФБ
На прошлой неделе одна молодая московская журналистка спросила, можно ли послать редактору ее журнала пару моих рассказов. Я дала ей выбрать самой -- и выбор меня порадовал. Вчера пришло от нее письмо: «Их не взяли, потому что "ничего полезного для Родины, оказавшейся сейчас в беде" в них нет.» «никак этого не ожидала и была расстроена таким поворотом - ведь я рассчитывала на базе этого журнала … печатать произведения без цензуры, открыв пространство для русскоязычных писателей со всего мира. Но это были мои идеалистические мечты» «сейчас такие настроения в Москве, что я вообще не знаю как буду общаться с людьми» «Грустно все на самом деле» «придется уйти из журнала - его политика и подводка моих репортажей под эту политику совсем меня не устраивает»
В Праге мы не ходили в музеи, а бродили по городу, заходили в пивнушки, сидели в скверах, будто мы не туристы, а жители, пусть всего на неделю. У мужа спрашивали дорогу, и я дразнилась, что он похож на местных любителей пива. У него всегда дорогу спрашивают, вид у него такой – всюду местный.