Когда мой маленький племянник научился ползать, кот Бегемот служил ему теплой подушкой и мягкой игрушкой. Малыш плюхался на него с размаху, мял, душил, выдирал полные кулачки шерсти и совал в рот, а добрый кот только щурился. Бегемотова сестра Мышка своей шерстью дорожила и до малыша не снисходила - перемещалась по шкафам, столам и спинкам диванов. В последние дни своей жизни Бегемот просился на руки как ребенок и всем вопросительно заглядывал в глаза. Я не видела, мне брат рассказывал.
Я приехала через месяц и поразилась перемене в характере Мыши. Раньше она была строгой кошкой с презрительным взглядом. На руки шла только к хозяевам, и то под настроение. Мы общались ночью : она отпирала гостевую комнату и носилась по моей койке, как табун лошадей. Теперь же, оставшись без брата, Мышь приняла нас всех в семью: терлась об ноги, давалась гладить, укладывалась спать в моем саквояже и позволяла трехлетнему племяннику таскать себя поперек живота.
Несколько раз Мышь меня озадачивала. Она вспрыгивала на стол, становилась, подняв хвост, нос к носу и долго смотрела мне в глаза своими желтыми раскосыми глазами. Насмотревшись, разворачивалась, переступая четырьмя лапами на махоньком пятачке пространства (как наша тойта приус - she can turn on a dime). В такой позиции она стояла очень долго: аккуратная подхвостная дырочка, окруженная светлой шерстью, - в десяти сантимерах от моего носа. Я так и не знаю, чего она ждала. Может, предлагала мне обнюхаться, как делают собаки? Я, наверное, должна была тоже развернуться к ее носу задом, но я не догадалась.
Я приехала через месяц и поразилась перемене в характере Мыши. Раньше она была строгой кошкой с презрительным взглядом. На руки шла только к хозяевам, и то под настроение. Мы общались ночью : она отпирала гостевую комнату и носилась по моей койке, как табун лошадей. Теперь же, оставшись без брата, Мышь приняла нас всех в семью: терлась об ноги, давалась гладить, укладывалась спать в моем саквояже и позволяла трехлетнему племяннику таскать себя поперек живота.
Несколько раз Мышь меня озадачивала. Она вспрыгивала на стол, становилась, подняв хвост, нос к носу и долго смотрела мне в глаза своими желтыми раскосыми глазами. Насмотревшись, разворачивалась, переступая четырьмя лапами на махоньком пятачке пространства (как наша тойта приус - she can turn on a dime). В такой позиции она стояла очень долго: аккуратная подхвостная дырочка, окруженная светлой шерстью, - в десяти сантимерах от моего носа. Я так и не знаю, чего она ждала. Может, предлагала мне обнюхаться, как делают собаки? Я, наверное, должна была тоже развернуться к ее носу задом, но я не догадалась.